Меню Закрыть
Онегинский цикл

Онегинский цикл

Всё не так

                  К. О. В.
                  e-moll: III-II-I-VII-VI-V-IV♯-VI-V

А может быть, и всё не так —
И есть места, где мы похожи,
Где больше душу не тревожит
Бессмысленная суета.
А может быть, и всё не так,
И в белизне есть краски лета,
И пишут прозою поэты,
И только с чистого листа.
А может быть, и всё не так,
И в тихом доме свет не гаснет,
И понимаем, что прекрасной
Бывает только простота.
И где-то топится камин,
И нам прощаются ошибки,
И мы встречаемся с улыбкой
С давно ушедшими людьми.
И нет покинутых могил,
И хрупкий снег в руках не тает,
И Ленский Пушкина читает,
Вздыхая: «Что ж меня убил?»

Памяти В. Л.

                   Есть место: влево от селенья…
                                   Гл. 6, стр. XL
                               Марии Кравцовой

Мне странно знать: едва ль не вдвое,
Мой друг, теперь я старше Вас…
Нет, не возлюбленной — сестрою! —
Прийти бы к Вам в вечерний час
В то место, от селенья влево,
Где что-то шепчут две сосны
И деревенские напевы
У гроба Вашего слышны.
Тихонько там щебечут птицы
В ложбине узкой между гор,
И, говорят, ещё там длится
Ручья неспешный разговор…
Не поминают Вас родные,
Колоколов не слышен глас.
Лишь дочь священника, Мария,
Ночами молится за Вас. 

Последний танец

                 Подходит к Ольге Петушков,
                    К Татьяне Ленский…  
                         ⁠Гл. 5, стр. XXXIX

Музыка льётся опять со страниц романа,
Слышится голос: “Позвольте на вальс, Татьяна…”
Бурно дыханье и ярче в лице румянец,
С Ленским Татьяна танцует свой первый танец…
Всё впереди: маскарады большого света,
Ленты, мундиры, и шпоры, и эполеты…
Ах, именинница, что же она не рада…
Что же блуждает по залу смятенным взглядом…
Что же трепещет рука под перчаткой тонкой…
“О, неужели на дом, где играл ребёнком,
Друга введя, я несчастье навлёк невольно?”
Музыка бала — созвучие общей боли…
Всё впереди: ожиданье во мгле рассвета,
Ночью, без сна проведённой, стихи поэта…
Бледность все больше сменяет в лице румянец —
Ленский танцует с Татьяной последний танец…

Так и вертится строчка в уме…

                                             Надежде Папорковой

Так и вертится строчка в уме про туманные дали.
Что, уездною барышней кличут? Не зря же, поверь…
Так случилось, мой друг: в девятнадцатом веке застряли,
Оттого-то, родная, нам здесь неприютно теперь.
Вспоминать ли, к кому опоздала ты на два столетья,
Разошлась, будто с другом, во времени… Стала ничьей.
Что нам эта тоска? Ведь едва ли способна допеть я
Петербургские сны, вдохновение белых ночей.
И поэтому — жить, не жалея, что было когда-то,
И компьютер использовать вместо шального пера,
Но по-прежнему в небо смотреть, провожая закаты,
Или с пушкинским Ленским порой проводить вечера.

Владимир, я не знаю…

Владимир, я не знаю, что со мною,
И потому я вопрошаю Вас:
Зачем ко мне холодною весною
Явились Вы едва ль не в пятый раз?
Любви, мечты и музыки творенье,
Минорный нисходящий звукоряд
От соль до ля-диез! Моё виденье!
Мой незабвенный друг! Мой тайный брат!
Иль я Вас позвала? Да нет, Вы сами
Явились мне — и не могу понять
Внимание такое к чуждой даме!
Иль ждёте Вы чего-то от меня?
Уязвлены ль забвением невольным?
Но узнаю галантный Ваш поклон,
Когда живым воспоминаньем боли
Встревожен на рассвете тонкий сон.

Едва, дорогая…

                                     А. И. Гайкаловой

Едва, дорогая, признаться Вам смею,
О том вспоминая, что ныне вдали:
Два пламенных образа мною владеют —
Две смерти, что в детстве меня потрясли…
Вы в прошлого бездну просили вглядеться,
Поведать о доме, друзьях и родных,
И я поняла: беспокойное сердце
По-прежнему горько тоскует о них.
Мешаются средневековые были
И бабушкин страшный вечерний рассказ,
И я вспоминаю: меня так любили!
И жду на признанье ответа от Вас —
Уж сном не была ли, скажите на милость,
Чреда этих чистых, счастливейших дней,
Где странная песня “Куда удалились”
Когда-то была колыбельной моей?!

Цилиндром чёрным пистолета дуло…

                                          Aldariel

Цилиндром чёрным пистолета дуло
И белая игривая метель…
Кому же я на верность присягнула,
Как говорила мне Элдариэль?
Но так случилось, что рассказ старинный
Я проживаю, как родную быль,
И откликаюсь на призыв невинной
И обращённой не ко мне мольбы…
Надолго ли? Иль я забуду вскоре
И боль, и страх последних тех минут —
Всё то, о чём лишь сосны Красногорья
Свою беседу тайную ведут.

Колыбельная

                 Нет нужды, прав судьбы закон…
                 Паду ли я, стрелой пронзённый,
                 Иль мимо пролетит она,
                 Всё благо…
                                   Гл. 6, стр. XXI

Спите мирно, мой друг: позабудутся Ваши печали,
Слава Богу, не поняли Вы ничего, ничего…
И другие, я знаю, поймут Ваш поступок едва ли,
Свысока назовут безрассудным и глупым его…
Вам не больно, мой друг. Открываются светлые дали
Для простой и доверчивой, детски наивной души…
Спите сладко, мой пламенный друг, если б что-то Вы знали,
Вы б такое, наверное, вряд ли могли совершить.
Спите крепко, мой друг, и поверьте, не здесь будет ясно,
Для чего и куда Вас судьба той дорогой вела…
Помню Ваше письмо: Вы же знали, что всё не напрасно,
Что неведомый смысл заключают все наши дела.
Только та, что прорвётся от бездны чернеющей к свету,
Та, что смотрит глазами открытыми, та, что сильней,
Примет странную жертву, свою принесёт безответно,
Но о Вашей не вспомнит – Вы сами не знали о ней…

Ария Ленского

В то последнее утро поэта –
Я всё думаю – вдруг, горяча,
Полусонной рукою задета,
На бумагу упала свеча.
Воск излился томительной влагой,
И едва разгорелась заря,
Огонёк побежал по бумаге,
Приближаясь к измятым кудрям…
“Час седьмой”. Покатился подсвечник,
Потемнел недописанный стих…
И сгорели слова, что не вечны.
Только звуки остались от них.

Top